Дмитрий Дудкевич - место жительства и мобильный номер

Справа от моей скамьи в тротуаре зияла здоровенная дыра, вроде входа в наше метро. Эта дыра, широкая, со спуском из розового мрамора, показалась мне подходящей; я заметил, что многие прохожие исчезали в ней и вскоре появлялись снова. Они спускались в это подземелье справлять нужду. Я мгновенно принял решение. Зал, где это происходило, тоже был мраморный. Представьте себе бассейн, откуда спустили воду, зловонный бассейн, озаряемый лишь тусклым, словно профильтрованным светом, который падает на расстегнутых, окутанных смрадом, багровых от натуги мужчин, прилюдно, с варварским шумом отправляющих свои потребности. Они без церемоний предавались этому занятию под одобрительный гогот окружающих, как на футболе. Входя, они первым делом снимали пиджаки, словно перед гимнастикой. В общем, переодевались в форму: такой уж тут был ритуал. Потом, рыгая, а то и делая кое-что похуже, жестикулируя, как сумасшедшие на прогулке во дворике психушки, они, расхристанные, устраивались поудобней в этой фекальной пещере. Новоприбывшим, пока они спускались по ступенькам, приходилось отвечать на тысячи омерзительных шуток, но они, казалось, все равно были в восторге. Насколько наверху, на тротуаре, мужчины оставались корректны, выглядя серьезными и даже печальными, настолько перспектива опорожнить кишечник в шумной компании разнуздывала их, преисполняя неудержимым весельем. Обильно загаженные дверцы кабинок болтались, сорванные с петель. Люди переходили от одной кабинки к другой, чтобы минутку поболтать. Те, кто ожидал, пока освободится очко, курили толстые сигары, похлопывая по плечу сидящего, который с искаженным лицом тужился, подпирая голову руками. Кое-кто стонал, словно раненый или роженица. Страдающим запорами грозили всеми мыслимыми муками. Когда шум воды возвещал о вакантном месте, галдеж вокруг свободного унитаза усиливался, и право занять его нередко разыгрывали в орел или решку. Газеты, пробегаемые с чудовищной быстротой, хоть они были толщиной с небольшую подушку, тут же раздирались в клочья тружениками прямой кишки. В продымленном воздухе лица расплывались. Подойти ближе я не решился — слишком уж смердело. Интимная разнузданность, экскрементальное панибратство внизу и безупречная сдержанность на улице — такой контраст, понятно, озадачивал иностранца. Я был ошеломлен. Я поднялся наверх по тем же ступеням и отдохнул на той же скамейке. Нежданный разгул пищеварительных функций и вульгарности, знакомство с веселым коммунизмом сранья! Я не стал и дальше ломать себе голову над обескураживающими сторонами своей авантюры. У меня не было сил ни анализировать их, ни делать обобщающие выводы. Мне только отчаянно хотелось спать. Сладостный и редкий позыв!

Метозия Корралла